Лекарство от страха

Карин Клэйвер проснулась в кромешной темноте и нашла на тумбочке свой iPhone. Было 2 часа утра. Муж крепким сном спал рядом. Они приехали в Йоханнесбург ранним утром с красными после Амстердама глазами и провели весь день, глазея на витрины и рассматривая прохожих. «Здесь мило», — подумала Клэйвер, отдыхая вместе с мужем на террасе торгового центра на открытом воздухе.

В тот же вечер они заселились в гостиницу типа «ночлег и завтрак» с зимним садом и восторженными отзывами в сети. Супруги ехали в Порт-Элизабет: там у них был дом, в котором они каждый год проводили пару недель. Но впервые за все время они остались на ночь в крупнейшем городе Южной Африки.

В темноте комнаты Клэйвер почувствовала чье-то присутствие. Это был мужчина. Он стоял с пистолетом в руке, целясь ей в голову. В ужасе Клэйвер перекатилась на живот. Если уж и схватить пулю, подумала она, то в спину. От этих движений проснулся муж, а незваный гость потребовал отдать ему деньги и драгоценности. После этого он ускользнул, растворившись в ночи, оставив пару невредимыми и трясущимися от ужаса.

В Нидерландах Клэйвер в свои 56 лет изо всех сил пыталась вернуться к нормальной жизни. То, что когда-то было привычным и удобным, теперь казалось орудием пытки. «Все вокруг напоминало мне о том, что случилось в Йоханнесбурге», — вспоминает она. Клэйвер нервничала в обществе незнакомцев, а ее собственный дом превратился в темницу, полную пугающих звуков. Она часами не могла заснуть из-за шелеста ветра, перебирающего шторы. Ничто не могло рассеять тот страх, который полностью поглотил её в том злополучном номере гостиницы, когда она думала, что через секунду умрет. «Он все время был со мной. Будто внутри меня застрял воздушный шар», — недавно вспоминала она.

Клэйвер было сложно поговорить о своих переживаниях даже с мужем. Вспоминая ограбление, она чувствовала себя еще более изолированно и уязвимо. «Первые несколько секунд ты чувствуешь себя очень, очень одиноко», — призналась она. Клэйвер отказалась от психотерапии из-за того, что она подразумевает длительные сеансы, направленные на переживания и обработку травмы.

Полтора года спустя, в 2013 году, Клэйвер прочитала в газете статью о Мерел Киндт, профессоре клинической психологии в Амстердамском университете. Киндт разработала революционный метод лечения который может «нейтрализовать» воспоминания о страхах с помощью одной-единственной таблетки. Метод стал научным прорывом, опираясь на десятилетия психологических исследований. А еще он был обманчиво прост. «Быстро и грязно, это-то мне и понравилось», — вспоминала Клэйвер. Она отправила Киндт электронное письмо, в котором рассказала о себе, и та пригласила ее в университет для осмотра.

В лаборатории один из ассистентов Киндт задал Клэйвер несколько вопросов. Что она помнит об ограблении? Как она чувствует себя, когда вспоминает его? Киндт просмотрела ответы Клэйвер и увидела в них признаки навязчивых воспоминаний, замкнутого поведения и других признаков посттравматического стрессового расстройства. Клэйвер действительно оказалась хорошим кандидатом для лечения, решила Киндт.

Три недели спустя Киндт, эффектная женщина с резкими чертами лица, яркими голубыми глазами и стильно растрепанными светлыми волосами, привела Клэйвер в маленькую простую комнату со столом и двумя стульями. Клэйвер, с седыми волосами до плеч, пришла на сеанс, одетая во все черное. Обычно пациент, страдающий от травматических переживаний, ожидает от психотерапевта медленных и осторожных действий, предполагающих комфорт и поддержку. Вместо этого Киндт начала с места в карьер, заставив Клэйвер заново пережить ночь ограбления и сфокусироваться на источнике ее страхов. «Отсюда нет выхода. Никто вам не поможет», — предупредила она Клэйвер, а та плакала у нее на руках. Через 15 минут Клэйвер, казалось, была подорвана своими же воспоминаниями, и тогда Киндт резко остановила допрос. Она дала Клэйвер круглую белую таблетку, которую та проглотила с глотком воды. «Я была совершенно разбита», — вспоминает Клэйвер.

В ту ночь Клэйвер рано легла спать и проспала двенадцать часов кряду. Проснувшись на следующее утро, она обнаружила, что ее память изменилась. Она вспомнила подробности произошедшего в Йоханнесбурге: она все еще видела грязную шапку, большие, не по размеру, джинсы и дешевую пластиковую обувь грабителя. И тем не менее, впервые в жизни она могла думать об этом без беспокойства или паники. «Я почувствовала, будто на моих плечах теперь не столь тяжкий груз», — говорит она.

Когда она, спустя неделю, пришла на встречу с Киндт, она была вся в белом, словно желая показать, что ее настроение полностью изменилось. «Все и правда прошло. Это ведь необычно, не правда ли?», — спросила Клэйвер. Киндт улыбнулась и села в кресло: «Да, и правда, весьма необычно».

Киндт, женщина 48 лет, посвятила свою карьеру изучению человеческих страхов и воспоминаний. Она основала собственную лабораторию, публиковалась в самых престижных научных журналах и разработала простое лечение, которое, как она надеется, может однажды помочь миллионам людей, страдающим от ПТСР, фобий и других тревожных расстройств. В своей клинике она видела работу ее методики в сотнях случаев, и тем не менее она восхищается каждый раз, когда видит пациента, избавленного от страхов и травм после столь короткой процедуры. Как она недавно призналась в разговоре со мной, в такие моменты она вовсе не чувствует, что занимается наукой или медициной.

«Такое чувство, будто это настоящее волшебство»

Трезвомыслящее научное сообщество разделяет благоговение Киндт. «„Лекарство“ — слово, которое нечасто встречается в психиатрии», — писал в декабре Роджер Питман, психиатр Гарвардской медицинской школы, в журнале Biological Psychiatry в ответ на исследование, в котором Киндт успешно вылечила группу людей, страдавших от арахнофобии. Но лекарство это именно то, что, судя по всему, нашла Киндт.

Конечно, не все страхи стоит исцелять. Здоровое количество страхов необходимо для выживания. Когда мы сталкиваемся с опасностью, мозг активизирует симпатическую нервную систему. Адреналин заполняет наши вены, сердце стучит как бешеное, а в действие приходят наши рефлексы «бей или беги». Чем быстрее мы сможем распознать угрозу, тем лучше в будущем сработает наша способность избегать ее. Таким образом, наши страхи это уроки, которые мы извлекаем из жизненного опыта. «Страх — очень адаптивная эмоция. Именно из-за страха мы выжидаем и планируем», — утверждает Киндт.

Однако для миллионов людей страх может быть источником сильного беспокойства. Двадцать девять процентов людей пострадают от тревожного расстройства в какой-то момент жизни. Наиболее распространенными являются специфические фобии, когда люди развивают иррациональную боязнь ситуации или объекта, например, страх высоты или пауков. Некоторые предпринимают крайние меры, чтобы избежать вещей, которые приводят страх в действие — боящийся высоты человек, например, может провести долгие часы, делая крюк в дороге, только чтобы не проезжать по мосту. Другими тревожными расстройствами, такими, как паническое расстройство и ПТСР, может быть еще сложнее управлять.

У Киндт просили помощи люди со всеми видами страхов и тревог. Был один полицейский, который страдал от панических атак каждый раз, когда покидал страну, и женщина, которая не могла смириться с самоубийством матери. У других были распространенные боязни змей, собак, высоты и пауков, наряду с необычными вариантами. Недавно она общалась с двумя людьми, которые до смерти боялись божьих коровок. Еще один боялся воздушных шариков.

В других клиниках эти пациенты прошли бы сеансы «экспозиционной терапии». Психотерапевт научил бы их механизмам выживания и лицом к лицу свел бы со своими «триггерами». Таким образом, спустя некоторое время и только с определенной вероятностью они могли бы научиться терпеть их. Десятилетиями экспозиционная терапия оставалась лучшим методом борьбы с тревожными расстройствами. Но это медленное и эмоциональное опустошающее лечение, а у пациентов зачастую случается рецидив после по-видимому успешных вмешательств. В случаях ПТСР терапия работает только примерно в половине случаев.

Исследование Киндт, напротив, обещает пациентам простое лечение — может быть даже постоянное исцеление, — которое не требует долгих сеансов терапии или применения антидепрессантов. Ричард Фридман, директор психофармакологической клиники в Weill Cornell Medicine, в недавней статье в The New York Times похвалил работу Киндт.

«Эти исследования предполагают, что когда-нибудь одна доза препарата в сочетании с воздействием на страх в нужный момент навсегда освободит вас от него», — писал он

Действительно, лечение Киндт настолько эффективно, что внезапное превращение может сбить с толку. Бывший пациент по имени Эрик, который попросил, чтобы его называли только по имени, посетил лабораторию Киндт в прошлом году, чтобы избавиться от боязни змей. «На следующее утро я боялся, что это не сработает. Единственный способ проверить — встретиться со страхом снова», — рассказывает он. Эрик вернулся в лабораторию и понял, что может прикасаться к змеям, сперва в перчатках, а затем и без них. После этого он посетил террариум. Даже окруженный змеями, он не чувствовал страха или паники. За последние несколько месяцев он посетил леса, в которые боялся ходить, и теперь, сказал он, хочет посетить страны, которые раньше избегал. Ирландия, сказал он, это единственная страна Европы, в которой нет змей. «Поездки в отпуск были действительно непростыми».

Существуя в культурной среде, для которой борьба со своими страхами это что-то сродни покорению Эвереста, Эрик растерялся главным образом из-за того, что лечение оказалось чересчур действенным. «Прежде я думал, что преодоление страха станет для меня огромной жизненной победой. Однако вышло не так. Я не чувствую, что сделал это сам», — признался он.

Основная причина страха и способы его лечения стали основными вопросами в современной психологии. В начале XX века Зигмунд Фрейд утверждал, что фобии это «защитные механизмы», исходящие из «подавленной тяги» пациента к собственной матери. Несмотря на это, в 1920 году американский психолог Джон Уотсон предложил более простую теорию: страх развивается через негативный опыт. Чтобы проверить свою гипотезу, он создал для ребенка, которого он звал «Маленьким Альбертом», такие условия, при которых тот стал бы бояться белых крыс. Для этого Уотсон показывал ребенку крысу и одновременно бил по стальной трубе.

Действительно, громкий шум пугал Маленького Альберта, и вскоре он начинал вопить при виде не только белых крыс, но и вообще всего пушистого. Уотсон быстро оправдал страдания мальчика. «Всё это окупится, когда мы найдем метод, который поможет избавиться от страха», — писал психолог.

Эксперимент Уотсона было явно неубедителен из-за тогдашних низких этических и научных стандартов, но, тем не менее, он показал, что страх можно изучать. Это открытие, в свою очередь, повлекло за собой создание различных методик лечения тревожных неврозов, основываясь на метода психоанализа Фрейда.

«Если страх или фобия являются результатом познавательного опыта, это значит, что каким-то образом можно научиться больше не бояться», — объяснила Киндт

Во второй половине XX века когнитивная поведенческая терапия переняла взгляды Уотсона на лечение людей с умственными заболеваниями. Вместо того, чтобы вытягивать из пациентов подавленные воспоминания и пробуждать подсознание, как это делал Фрейд, терапевты пытались изменить поведение пациентов, научив их мыслить в позитивном ключе. Цель заключалась не в том, чтобы найти скрытые причины страха, а в том, чтобы помочь справиться со страхом при виде его источника.

В 1992 Киндт начала учиться в Амстердамском университете, чтобы получить докторскую степень в области клинической психологии. Будучи студентом, она поняла, что когнитивная поведенческая терапия и экспозиционная терапия в частности ― лучший способ лечения тревожных неврозов. (Антидепрессанты могут быть альтернативой только в особо тяжелых случаях.) Если вы сможете уговорить человека, боящегося высоты, к примеру, выйти на балкон, его страх постепенно уменьшится, и он поймет, что балкон безопасен. В будущем, он будет лучше помнить этот безопасный опыт, нежели старую иррациональную ассоциацию между балконами и опасностью.

Однако у экспозиционной терапии есть свои пределы. «Испытывая нечто страшное, люди или животные усваивают правило, в то время как в безопасности они просто узнают исключение из правил», — объяснила Киндт. Пациент с боязнью высоты, который научился не бояться балконов, всё так же боялся других высоких мест. А если с момента лечения прошло достаточно много времени, страх может неожиданно вернуться, и пациент снова будет охвачен паникой. Память о страхе это как старая бомба: закопана, но не обезврежена.

«Было непонятно, почему экспозиционная терапия иногда работает, а иногда нет», — рассказала Киндт. Будучи студентом, она спрашивала себя, существует ли лучший способ лечения — который обезвредит к тому же и сами воспоминания о страхе

Многие ученые были убеждены, что такое невозможно. «Существовавшая парадигма была такова: как только воспоминание укрепилось в памяти, оно останется там на всю жизнь», — объясняет Сьюзан Сара, профессор нейрологии в парижском Коллеж де Франс, изучающая формирование воспоминаний.

В 60-х исследователи стали уделять особое внимание процессу появления воспоминаний. В ходе одного из экспериментов крысам давали вещество, замедлявшее синтез протеина в мозгу. Затем они натренировали крыс бояться звонка, сопровождая его электрошоком. Вскоре крысы застывали в ужасе, как только раздавался звонок. А на следующий день они его уже не боялись. Оказалось, что крысы забыли, чему их учили. Лекарство изменило их долгосрочную память.

Исходя из этого, исследователи заключили, что долгосрочная память нуждается в синтезе протеина, ведь с каждым новым воспоминанием клеточная структура мозга меняется. Этот процесс называется «консолидация», и ученые были уверены, что такое происходит с каждым воспоминанием только единожды, через несколько часов после его образования.

Разные типы воспоминаний консолидируются в разных областях мозга. Подробные воспоминания о событиях, например, консолидируются в гиппокампе, длинной, стручкообразной области около центра мозга. Эмоциональные воспоминания, в том числе страх, консолидируются в миндалевидном теле, которое отвечает за реакцию «бей или беги» при ощущении угрозы. Субъективный опыт страха зачастую использует обе эти системы памяти. Человек осознанно будет помнить прошлый опыт, в то же время будут активизироваться несколько автоматических физиологических реакций, например, учащенное сердцебиение, хотя эти системы и функционируют независимо друг от друга.

Как предположили ученые, тревожные неврозы вызваны воспоминаниями о страхе, которые «переконсолидировались» в миндалевидном теле. Они обнаружили, что могут усиливать или ослаблять воспоминания крыс, изменяя уровень гормонов стресса в мозгу, сразу после появления воспоминания. Адреналин, например, повышает способность крыс запоминать дорогу в лабиринте, в то время как адреналин-блокирующие препараты ее понижают. «Адреналин вырабатывается в стрессовых ситуациях, и вы запомните что-то лучше, если были взволнованы во время обучения», — рассказал Джеймс Макгоу, один из авторов теории консолидации.

Это звучит логично с эволюционной точки зрения. Та самая вспышка адреналина, которая побуждает животное бежать от медведя, оживит воспоминания о схватке, так что животное запомнит, что в будущем медведей нужно избегать. Однако в случае фобий или расстройств типа посттравматического стрессового расстройства волна гормонов стресса, возникающая в момент травмы, делает воспоминание слишком сильным, так что оно вторгается в повседневную жизнь пострадавшего.

Теория консолидации проясняет границы экспозиционной терапии. Если невозможно устранить воспоминание после его консолидации, психологи могут только помочь пациенту научиться жить с этим.

«Ты кладешь одно красное драже в банку с M&M, а затем до конца наполняешь ее голубыми, чтобы в стрессовой ситуации у человека было больше шансов вытащить голубую конфетку, то есть безопасное воспоминание», — объяснил Майкл Томпкинс, директор центра когнитивной терапии в Сан-Франциско

Однако красное драже всё ещё в банке.

Некоторые врачи считали, что они могут притупить эмоциональные пережитки от травматического опыта с помощью препаратов, регулирующих гормоны стресса в мозгу. Однако любое вмешательство должно быть произведено в течение нескольких часов после травмы, пока воспоминание не консолидировалось. Это возможно только при определенных обстоятельствах, таких, как палаты реанимации. В 2002 году Роджер Питман опубликовал исследование, где жертвам ДТП и других происшествий в Массачусетской больнице давали либо плацебо, либо пропранолол, бета-блокатор, который во всем мире чаще всего выписывают при проблемах с сердцем и который понижает уровень адреналина и норадреналина в мозгу. Три месяца спустя почти половина пациентов, которым давали плацебо, проявили признаки посттравматического расстройства, вроде потных ладоней и учащенного сердцебиения при разговоре о своей травме. В группе с пропранололом таких симптомов выявлено не было. Эксперимент Питмана удался.

Тем не менее, это исследование подняло целый ряд проблем этического характера. Только у 10-30% всех пострадавших появляется ПТСР, и невозможно сказать заранее, у кого оно появится, а у кого нет. Это нормально, что пострадавшие испытывают стресс в течение нескольких дней или недель после травмы, поэтому врачи вынуждены ждать как минимум месяц, чтоб окончательно диагностировать ПТСР. За это время окно консолидации памяти уже наверняка закроется. Отдавая должное исследованию Питмана, многие врачи были не в восторге от идеи давать пациентам препарат, который может изменить эмоциональную структуру воспоминаний, большинство из которых при других обстоятельствах спокойно интегрировалось бы в их повседневный быт.

В 2003 году Президентский совет по биоэтике запретил использовать после травмы «заглушки воспоминаний» вроде пропранолола. «По краткосрочным последствиям болезненного опыта мы попросту не можем определить ни полное значение вышеупомянутого опыта, ни основные особенности и перспективы того, кто это испытал», — постановил Совет. «Фармакологически „переписывая“ воспоминания, мы можем облегчить страдания, но рискуем фальсификацией нашего восприятия мира и разрушением своей настоящей личности».

Такое лечение сравнили с фильмом 2004 года «Вечное сияние чистого разума», где ученые стирают паре их совместные воспоминания после тяжелого разрыва. Леон Касс, ведущий автор доклада Совета, назвал пропранолол «экстренной контрацепцией для всего, что вызывает сожаление, раскаяние, боль и вину»

В 2003-ем Киндт занимала должность доцента в Университете Маастрихта. Она жила со своим мужем и детьми в Амстердаме и проводила в поезде до университета по два с половиной часа, несколько раз в неделю. Она тратила это время, изучая нейрологию или журналы по клинической психологии. Во время одной из таких поездок она наткнулась на работу ученого по имени Карим Нейдер, работавшего на тот момент в Нью-Йоркском университете.

В 2000 году Нейдер опубликовал в журнале Nature статью, которая потрясла научное сообщество. Его выводы были основаны на исследовании Сьюзан Сара, проведенном несколько лет тому назад. В своей парижской лаборатории Сара сделала неожиданное открытие: изучая функцию специфического мозгового рецептора, она научила крыс находить дорогу из лабиринта, однако день спустя случайно вызвала амнезию у животных, хотя их воспоминания были уже консолидированы. Согласно теории консолидации, старые воспоминания невозможно разрушить. Но, судя по всему, это был не тот случай. Чтобы объяснить полученный результат, Сара предположила, что консолидация происходит не единожды, она случается снова и снова. «Память восстанавливается, иначе говоря, каждый раз она возвращается к прежнему состоянию», — написала Сара в своем докладе.

Нейдер проверил эту идею исключительно с воспоминаниями о страхе. Он натренировал крыс бояться звука, совмещая его с электрошоком, а затем позволял им отдыхать 24 часа, чтобы память консолидировалась. После этого он воспроизвел звук один раз, чтобы напомнить крысам вчерашний урок, и сразу же ввел им препарат, блокирующий синтез протеина. Когда день спустя Нейдер устроил крысам новый тест , они уже не замирали от ужаса при этом звуке. Они забыли свой страх, несмотря на то, что воспоминания консолидировались. Нейдер предположил: старые воспоминания специально сделаны «подвижными», когда они всплывают и требуют дальнейшего питания протеином, чтобы оставаться полезными в будущем. Другими словами, при определенных обстоятельствах нашу память можно изменить.

Открытия Надера и Сары перевернули прежние представления о способах функционирования памяти. «Идея, что след памяти изменяется при возобновлении, не слишком согласуется с идеей консолидации», — заявила Сара. Многие ученые её поколения изначально были против этой идеи. «Было очень сложно выпустить эти работы, потому что они бросали вызов теории консолидации», — говорит она. Однако у этого были серьезные последствия. «Возможно вылечить человека с ПТСР или другими связанными с ним тревожными состояниями путем реактивации травматических воспоминаний в условиях, которые могли бы помешать реконсолидации», — пишет Надер в своей статье для «Nature».

Киндт была заинтригована, когда читала работу Надера. «Эмоциональная память — это навсегда, а лучшее, что мы можем сделать в данном случае — это жить с ней. Эта идея была вроде как общепринята. Я поняла, что это может значит, что мы можем изменить воспоминания о страхе», — говорит она.

Киндт хотела переключиться, перейти от изучения процесса реконсолидации на животных и продолжить на людях — по сути, невообразимо трудная задача, принимая во внимание тот факт, что человеческий мозг чрезвычайно сложен по своей структуре. В прошлом целый ряд многообещающих исследований с треском провалились, пытаясь выполнить этот «переход». Но Киндт с нетерпением ожидала начала работы: «Эмоции очень сложно зафиксировать в условиях эксперимента — именно поэтому я всегда любила именно изучать их».

В 2003 году Киндт получила должность профессора в Университете Амстердама и приступила к подготовке почвы для дальнейшего исследования реконсолидации. Четыре года спустя она получила грант на изучение своей теории, но уже на людях. Однако она не могла просто повторить все по методу Надера. Препарат анизомицин, который ученый использовал на крысах, слишком токсичен для людей. Но она также была в курсе исследований Питмана, Макго, и других, в которых использовался пропранолол. Она задумалась: если пропранолол мог использоваться, чтобы предотвратить чрезмерное закрепление новых воспоминаний, вызывающих страх, что если попробовать применить его для того, чтобы старые, травмирующие воспоминания не реконсолидировались?

В 2008 году Киндт с коллегой Мариеке Сотер набрали 60 студентов для трехдневного исследования в их лаборатории. Комнаты для исследований были небольшими и стерильными, в них не было почти никакого оборудования, кроме компьютеров и нескольких странных проводов: электродов для электрошока и узлов для измерения реакции испытуемого. В первый день Киндт обусловила наличие у студентов страха перед пауком на картинке, сопровождая ее появление неприятным электрошоком. Потом она с коллегой поделили студентов на три группы. На второй день две группы получили пропранолол, а третья — плацебо. После этого воспоминания об испытании первого дня были «реактивированы» демонстрацией слайда с пауком — его показали группе с плацебо и одной из групп с пропранололом. На третий день Киндт и Сотер показали слайд снова, чтобы увидеть, будут ли студенты реагировать по-прежнему.

Киндт вспоминает : «Это было утро субботы, Мариеке обрабатывала данные всю ночь. Я проснулась, и первым делом открыла свой ноутбук. Во входящих письмах уже лежал график, и там была сплошная ровная линия». Группа получила пропранолол, а 24 часа спустя попытка реактивации не вызвала практически никакой реакции страха. Она просто исчезла.

Киндт продолжает: «Я подумала: „Да такого не может быть“. Но потом мы все проверили и перепроверили. Для полной уверенности я попросила кого-то проверить все вслепую, работая только с цифрами и показателями»

Чтобы восстановить пошатнувшуюся уверенность, Киндт и Сотер немедленно повторили испытание. А потом они стали расширять рамки своего исследования. Они обнаружили, что у испытуемых на пропранололе реакция со страхом не наблюдалась даже 30 дней спустя (в контрольных группах она восстанавливалась). Более того, «напоминающий» электрошок, который возвращал реакцию страха в контрольных группах, не срабатывал на испытуемых, получающих препарат. Словно ученые вообще убрали красную M&M из банки и нашли способ обезвредить бомбу.

И каким бы невероятным её открытие ни было, Киндт не могла избавиться от ощущения какой-то его неполноценности, недостаточности, будто оно в чем-то ограничено. Одно дело создавать страх картинки с помощью небольшого разряда где-то в лаборатории, и совсем другое — настоящая травма. В конце концов, исследования искусственной боязни анализировали страх, который появился лишь за день до тестов, в то время как люди годами живут с тревогами и фобиями, прежде чем обратиться за профессиональной помощью. Конечной целью Киндт было найти лекарство от такого страха, который испытывала Кэрин Клэйвер. «Я думаю, что такой страх гораздо сильнее того, что мы вызывали с помощью условного рефлекса», — объясняет Киндт. Ей не верилось, что лечение пропранололом хоть как-то подействует на таких пациентов: «Я допускала, что такого вообще не случится».

В 2013 году Киндт набрала испытуемых, которые очень боялись пауков: это одна из самых распространенных фобий, и такой страх относительно легко контролировать в условиях лаборатории. Она объявила участникам, что им предстоит подойти к террариуму с тарантулом внутри. Однако большинству из них было трудно даже посмотреть на террариум. Через 2 минуты Киндт уводила участников эксперимента в другую комнату, где они принимали пропранолол или плацебо. Через несколько дней они вернулись в комнату с пауком. Абсолютно все участники, принявшие пропранолол, были в состоянии подойти к тарантулу, и, что ещё более удивительно, засунуть руку внутрь и пальцем дотронуться до волосатого брюшка. Год спустя в этой группе всё ещё был настолько низкий уровень арахнофобии, что их вообще не взяли бы в качестве испытуемых для такого исследования.

Одна из участниц эксперимента, студентка психологического факультета Саша де Вааль, рассказала мне, что боялась пауков с самого детства. «Если в течение долгого времени тебя беспокоит какая-то проблема, то кажется, что понадобится такое же долгое время, чтобы от нее избавиться», — объясняет она. Но, тем не менее, фобия Саши исчезла всего лишь через день. Иногда самой Киндт трудно поверить в это:

«Так необычно видеть, как кто-то очень сильно боялся <…>, а теперь возвращается и с опаской приближается к пауку. Дотрагивается до него и произносит: „Ух ты, ничего себе.“»

С тех пор, как в декабре Киндт опубликовала свои исследования, ее коллеги точно также поражались результатам. «Киндт со своими коллегами творят чудеса в области реконсолидации», — делится своими впечатлениями Карим Надер, заведующий аналогичной лабораторией в Университете Макгилла. Для ученых-фундаменталистов вроде Надера или Сары, которые занимаются исследованиями механизмов памяти, всегда волнительно видеть, как кто-то раскрывает потенциал этих знаний, чтобы действительно улучшить качество жизни людей. Сара объясняет:

«Нам, людям, работающим в сфере фундаментального знания, реальная польза которого постоянно ставится под сомнение, всегда отрадно видеть, как плоды нашего труда находят применение за пределами лаборатории»

Питман же отметил, что в свете исследований Киндт перспективы реконсолидационного лечения «представляются как никогда многообещающими».

Повторное проведение экспериментов — распространенная практика в мире науки, почти каждый врач, с которым я беседовал, выразил желание повторить испытание с пауком перед тем, как принимать решение об использовании метода Киндт в своей клинической практике. Однако широкому распространению ее метода препятствуют несколько моментов. Пропранолол, который десятилетиями использовался для лечения сердечно-сосудистых заболеваний, является безопасным, дешевым, и распространенным препаратом. (За его изобретение Сэр Джеймс Блэк получил Нобелевскую премию по медицине в 1988 году). Все, что требуется от пациента в методе Киндт, это согласиться заново пережить травмирующий опыт и принять лекарство, рецепт на которое не соответствует показаниям. Даниэла Шиллер, профессор психиатрии и неврологии в Нью-Йоркском Университете, которая, как и Киндт, исследовала реконсолидацию и ее потенциал в лечении тревожности, надеется, что полученные результаты станут частью общепринятой клинической практики за 10 лет.

На данный момент Киндт сосредоточилась на определенных условиях, запускающих процессы восстановления в пациентах, страдающих более сложными тревожными расстройствами, нежели конкретные фобии. Она уверена, что реконсолидация обычно инициируется тем, что она называет «ошибкой расчета». События, следующие за триггером в реальной жизни, должны отличаться от исхода, на который рассчитывал пациент. В случае с арахнофобией, все относительно прямолинейно и понятно: пациенты боятся, что тарантул нападет на них, а этого не происходит. Или они опасаются, что запаникуют и потеряют контроль над собой, но не теряют спокойствие. Однако у людей с посттравматическим стрессовым расстройством релевантные воспоминания намного более сложны, и исследователям вроде Киндт сложно распознать все внешние раздражители, всех тарантулов, которые запускают воспоминания, связанные со страхом. Тем не менее, пока работа Киндт с этими тревожными расстройствами была очень успешной: лечение сработало в 70% случаев с паническим синдромом и в 10 из 12 случаев посттравматического стрессового расстройства.

Труды Киндт заставляют вспомнить фильм «Вечное сияние чистого разума». Но сама она предпочитает говорить, что ее лечение «нейтрализует» их, а не стирает. Ее пациенты не забывают о том травмирующем опыте, который вызвал их страх. Но теперь, вместо развития чрезвычайного тревожной реакции, они в состоянии нормально справляться с этим опытом. Киндт надеется, что для некоторых пациентов ее метод лечения откроет путь к более традиционным формам психотерапии, вместо того, чтобы замещать их. Устраняя психические преграды и облегчая людям размышления о том, что их травмировало, такое лечение может позволить им анализировать и обсуждать их личный опыт в новом, ранее недоступном для них ключе.

Джонатан Ли, психолог из Университета Бирмингема в Великобритании, специализирующийся на реконсолидации, отмечает:

«Мы не выступаем за полное стирание воспоминаний о травмировавших человека событиях. Но мы надеемся, что этот подход в конце концов приведет к тому, что пациенту удастся совладать со всеми бессознательными навязчивыми стремлениями, избегающим поведением, или физиологическим ужасом»

Возможно, это даже поможет людям ценить ту благоприятную роль, которую страхи могут играть в их жизнях. Однажды сама Киндт приняла таблетку пропранолола — ее дочери предстояла операция. Препарат обладает паллиативным эффектом — музыканты часто принимают его перед большими концертами — и она не хотела испытывать страх, пока ее дочь находилась в операционной. Киндт вспоминает, что во время операции она и в самом деле была очень расслаблена. Но потом она стала задаваться вопросом: а что если лекарство лишило ее важного воспоминания? В конце концов, операция не была травмирующим событием, разве что стрессовым. Киндт признается: «Это воспоминание кажется очень странным. Обычно, они могут быть очень эмоциональными, а тут это просто событие». Не все страхи нужно нейтрализовывать. Она заключает: «Мне не хватало эмоций. Они придают опыту цвет».

Автор: Бэн Крейр.
Оригинал: New Republic.

Перевели: Денис Пронин, Аня Андреева и Юрий Гаевский.
Редактировали: Сергей Разумов и Артём Слободчиков.