Скептик против скептиков

_{Cтруны и мультивселенная не могут быть отслежены экспериментально. Эти теории неопровержимы, поэтому они становятся псевдонаучными, как астрология или психоанализ Фрейда. Flickr}

Вчера я выступал на Северо-восточной конференции в области науки и скептицизма, NECSS, «торжестве науки и критического мышления», она проводилась в Нью-Йорке с 12 по 15 мая. Пригласил меня философ Массимо Пилуччи, с которым я недавно познакомился, и он наверняка пожалел об этом, потому что я решил относиться к скептикам скептически. Изначально я назвал свою речь «Скептицизм: трудные мишени против легких». Отсылка к «снежному человеку» в текущем заголовке и тексте была вдохновлена общением с ведущим конференции Джейми Йеном Суиссом до моего выхода на сцену. Он спросил, что я собираюсь сказать, и я ответил, на что Суисс отреагировал яростной защитой своего неверия в снежного человека. Он не шутил. Вопрос йети я поднимать не стал, но решил упомянуть в своей речи Суисса. Из-за этого он не дал мне возможность ответить на вопросы, так что я пообещал присутствовавшим, что опубликую свою речь (слегка отредактированную) здесь и с распростертыми объятьями буду ждать скептических комментариев или электронных писем. (Также смотрите мои новые посты здесь и здесь) — Джон Хорган

Я ненавижу ломиться в открытую дверь. Если вы буддист, я буду критиковать буддизм. Но если вы скептики, я вынужден критиковать скептицизм.

Я — научный журналист. Я не воспеваю науку, я критикую ее, потому что наука больше нуждается в критиках, нежели в чирлидерах. Я выявляю пробелы между научной шумихой и реальностью. Работы у меня предостаточно, потому что, как вам известно, множество рецензированных научных утверждений не верны.

Так что я скептик, но с маленькой буквы «с», а не с большой. Я не состою в обществах скептиков. Я не тусуюсь с теми, кто воспринимает себя скептиками с большой буквы «С». Или с Атеистами. Или с Рационалистами.

Когда такие люди собираются вместе, они приобретают племенное мышление. Они хлопают друг друга по спине и говорят друг другу, какие они умные по сравнению с теми, кто в их племя не входит. Но часто принадлежность к «племени» делает тебя глупее.

Вот вам пример, касающийся двух идолов Скептицизма с большой буквы: биолог Ричард Докинз и физик Лоуренс Краусс. Краусс недавно написал книгу «Вселенная из ничего». Он заявляет, что физика отвечает на давний вопрос: почему что-то, а не ничего?

Книга Краусса даже близко не подходит к исполнению обещания, данного в названии, но Докинзу она очень понравилась. Так, он пишет в послесловии к книге: «Если книга „Происхождение видов“ — это смертельный удар по супернатурализму, то мы скоро сможем увидеть, как „Вселенная из ничего“ станет его эквивалентом в космологии».

Давайте проясним: Докинз сравнивает Лоуренса Краусса с Чарльзом Дарвином. Почему Докинзу понадобилось заявлять нечто столь нелепое? Потому что его ненависть к религии настолько сильна, что она вредит его научной рассудительности. Он становится жертвой того, что можно назвать «заблуждением науки».

Среди Скептиков «заблуждение науки» довольно распространено. Вы не применяете свой скептицизм в равной степени. Вы крайне критически относитесь к вере в бога, призраков, рай, экстрасенсорное восприятие, астрологию, гомеопатию и снежного человека. Вы также можете нападать на неверие в такие явления, как глобальное потепление, вакцины и генетически модифицированные продукты.

Такие вера и скепсис напрашиваются на критику, но их можно отнести к тому, что я называю «легкими мишенями». Потому что, по большей части, вы резко отзываетесь о людях, которые не принадлежат к вашему племени, о тех, кто вас игнорирует. Лóмитесь в открытую дверь.

Тем временем вы обходите то, что я называю «трудными мишенями». Это неоднозначные или даже пагубные заявления, сделанные серьезными учеными или институтами. Остаток речи я посвящу примерам трудных мишеней из физики, медицины и биологии. И закончу обсуждением демагогии на тему войны, самой трудной мишени.

Мультивселенная и сингулярность

Начнем с физики. Десятилетиями физики вроде Стивена Хокинга, Брайана Грина и Леонарда Сасскинда расхваливали теорию струн и теорию о множественности вселенной, считая их наиболее глубокими описаниями реальности.

Проблема вот в чем: струны и мультивселенная не могут быть отслежены экспериментально. Эти теории не поддаются опровержению, поэтому они становятся псевдонаучными, как астрология или психоанализ Фрейда.

Некоторые сторонники этих теорией, например Шон Кэрролл, утверждали, что опровергаемость больше не должна быть критерием, с помощью которого отличают науку от псевдонауки. Когда ты проигрываешь игру, ты пытаешься менять ее правила.

Физики даже продвигают идею о том, что наша вселенная — это симуляция, созданная сверхразумными инопланетянами. В прошлом месяце Нил Деграсс Тайсон сказал, что вероятность того, что мы живем в симуляции «может быть очень высока». Опять же, это не наука, это мысленный эксперимент от торчка,притворяющийся наукой.

Тоже самое и с сингулярностью — идеей того, что мы находимся на пороге оцифровывания нашей души и ее загрузки в компьютер, где сможем жить вечно. Некоторые влиятельные люди в это верят, к ним относится и руководитель инженеров Google Рэй Курцвейл. Но сингулярность — это апокалиптический культ, где наука заняла место бога.

Когда ученые с высоким статусом поддерживают чокнутые идеи вроде сингулярности и мультивселенной, страдает наука. Они подрывают доверие к ней в таких вопросах как глобальное потепление.

Чрезмерное тестирование и лечение рака

Теперь взглянем на медицину, но не на легкую мишень вроде альтернативной медицины, а на тяжелую — на общепризнанную медицину. Во время дебатов касательно медицинской страховки Обамы мы часто слышали, что американская медицина считается лучшей в мире. Это вранье.

Соединенные Штаты тратят на медицину намного больше, чем любая другая страна в мире. Однако мы все равно занимаем 34-е место в рейтинге продолжительности жизни. С нами его делит Коста-Рика, которая тратит десятую долю того, что тратим мы. Как такое могло произойти? Возможно, потому что отрасль здравоохранения отдает предпочтение доходам, а не здоровью.

За последние полвека врачи и больницы представляли свету все более и более комплексные и дорогие тесты. Они убеждают нас в том, что ранняя диагностика болезни способствует лучшему состоянию здоровья.

Но тесты часто наносят больше вреда, чем пользы. На каждую женщину, продолжительность жизни которой увеличилась благодаря тому, что мамограмма обнаружила у нее опухоль, приходится до тридцати трех женщин, которые получают необязательную медицинскую помощь, включая биопсии, хирургию, радиационное лечение и химиотерапию. Для каждого мужчины, у которого диагностировали рак простаты при помощи ПСА-теста, такое соотношение равняется 47 к 1. Похожие данные появляются насчет колоноскопии и других обследований.

Смертность от рака у европейцев ниже, чем у американцев, хотя они больше курят и меньше тратят на онкологическую помощь. Американцы подвергаются чрезмерным обследованиям, чрезмерной помощи, за что еще и переплачивают.

Если вы хотите узнать больше об этой колоссальной проблеме, прочтите «Гипердиагностированных» Гилберта Уэлча, отважного аналитика в сфере здравоохранения из Дартмута. Подзаголовок книги гласит: «Стремиться к здоровью, делая из людей больных».

Чрезмерное лечение душевных болезней

В лечении душевных заболеваний имеются те же проблемы. За последние несколько десятилетий американская психиатрия трансформировалась в маркетинговый филиал «Большой фармы» (крупнейшие фармацевтические компании США и Европы — прим. Newочём). Критиковать медикаменты для душевных болезней я начал более двадцати лет назад, указывая на тот факт, что антидепрессанты вроде «Прозака» ненамного эффективнее плацебо.

Оглядываясь назад, кажется, что я был слишком мягок. Психиатрические лекарства помогают некоторым в краткосрочной перспективе, однако со временем они только усугубляют болезни. Журналист Роберт Уитэйкер приходит к этому выводу в своей книге «Анатомия эпидемии».

Он отмечает волну рецептов, выписанных на психиатрические медикаменты с конца 1980-х. Наибольший рост был среди детей. Если медикаменты действительно работают, уровень душевных заболеваний должен упасть. Не так ли?

Напротив, уровень ментальной неполноценности резко возрос, особенно среди детей. Уитэкер приводит серьезный аргумент в пользу того, что медикаменты становятся причиной эпидемии. Учитывая недостатки общепризнанной медицины, можно ли обвинять людей за обращение к альтернативным методам лечения?

Наука генных эрудитов

Другая тяжелая цель, которая требует вашего внимания — это поведенческая генетика, которая занимается поиском генов, позволяющих нам жить. Это я называю «наукой генных эрудитов», потому что СМИ и общественность их просто обожают.

За последние несколько десятков лет генетики объявили об открытии «генов» для практически любого качества или заболевания. У нас был ген бога, гей-ген, ген алкоголизма, ген воина, ген либеральности, ген ума, ген шизофрении и так далее.

Ни одна из этих связей одиночных генов с комплексными человеческими качествами или заболеваниями не была подтверждена. Ни одна! Но утверждения от генных эрудитов продолжают появляться.

В прошлом году газета New York Times опубликовала два эссе от генного эрудита Ричарда Фридмена, психиатра из медицинского колледжа Корнелла. Он заявлял, что ученые нашли «ген хорошего самочувствия», который делает нас счастливыми и «ген неверности», заставляющий женщин изменять своим партнерам. Times должно быть стыдно за этот вздор.

Что меня действительно бесит, так это теория о глубинных причинах войны. Согласно ей, проявления массового насилия заложены у нас в генах. Корни такого поведения уходят на миллионы лет назад, прямо до нашего общего с шимпанзе предка.

Эту теорию продвигают такие ученые-тяжеловесы, как Стивен Пинкер из Гарварда, Ричарт Врэнгхэм и Эдвард Уилсон. Скептик Майкл Шермер без устали распространяет ее, и СМИ это нравится, ведь в ней содержатся пассажи о жаждущих крови обезьянах и людях Каменного века.

Но есть бесчисленное множество доказательств того, что война является следствием культурных нововведений — вроде сельского хозяйства, религии или рабства — которые появились менее 12 000 лет назад.

Я ненавижу теорию о глубинных причинах войны не только потому что она неверна — все дело в том, что она популяризует фатализм применительно к войне. Война это одна из тех проблем, которые мы должны решить в первую очередь, а потом уже разбираться с глобальным потеплением, бедностью, болезнями или политическим гнетом. Война, прямо или косвенно, усугубляет эти проблемы, не давая хода ресурсам, которые можно было бы употребить на их решение.

Но война это действительно трудная мишень. Многие люди — наверное, даже многие из вас — отвергают идею мира во всем мире как чего-то несбыточного. Может быть, вы верите в теорию глубинных причин. Ведь если война появилась очень давно, да и вообще в нас заложена, она еще и неизбежна, верно?

Вы также можете считать, что религиозный фанатизм — особенномусульманский фанатизм — это самая большая угроза миру на планете. Так утверждают знаменитые критики религии, вроде Докинза, Краусса, Сэма Харриса, Джерри Койна и более позднего, великого милитариста Кристофера Хитченса.

Я утверждаю, что США является величайшей угрозой миру. После терактов 11 сентября американские военные действия в Афганистане, Ираке, и Пакистане унесли жизни 370 000 человек. Более 210 тысяч из них — мирное население, среди которого было много детей. И это еще самые скромные подсчеты.

Действия США не только не решили проблему вооруженного исламизма, но резко ее усугубили. ИГИЛ — продукт реакции на насилие, направленное США и их союзниками против мусульман.

США тратит на то, что мы так изворотливо именуем обороной, столько же денег, сколько все остальные страны вместе взятые, и мы чемпионы по изобретению и распространению оружия. Барак Обама, который торжественно обещал избавить мир от ядерного оружия, одобрил план потратить триллион долларов на модернизацию нашего арсенала.

Антивоенное движение слабо до невозможности. В последней президентской гонке не участвовало ни одного истинного противника войны, и да, Берни Сандерс к ним не относится. Многие американцы поддерживают милитаристский настрой страны. Все они побежали посмотреть фильм «Американский Снайпер», в котором прославляется убийца женщин и детей.

В прошлом столетии известные ученые выступали против американского милитаризма и призывали прекратить войны. Ученые вроде Энштейна, Лайнус Полинга и великого скептика Карла Сагана. Куда подевались их последователи? Ноам Хомский до сих пор ругает американский милитаризм, но ему уже почти 90 лет. И один он уже не справляется!

Даже близко не критикуя милитаризм, некоторые ученые, вроде экономиста Тайлера Коуэна, утверждают, что война полезна с практической точки зрения, потому что она стимулирует инновации. Это все равно, что выступать за экономические преимущества рабства.

Итак, резюмируем. Я прошу вас, скептиков, проводить меньше времени, критикуя легкие мишени, вроде гомеопатии и снежного человека, и сосредоточиться на сложных, вроде множественных Вселенных, диагностики рака, психиатрических препаратов, и войны — самой сложной мишени из всех.

Я не ожидаю, что вы согласитесь с тем, как я сформулировал эти вопросы. Все, о чем я прошу, это со скептицизмом посмотреть на свои собственные взгляды. И спросите себя вот о чем: разве окончание войны не должно быть моральным императивом, как отмена рабства или угнетения женщин? Как мы можем непрекращать войну?

ОБНОВЛЕНИЕ (ОТ 23.05.2016)
Чтобы прочитать отзывы на это эссе, а также мои ответы на них, вы можете просмотреть посты здесь и здесь. Я вставляю этот «апдейт» сюда, потому что отзываюсь на действительно важные комментарии и хочу максимизировать круг читателей.

Мой ответ Стивену Пинкеру

«Стивен Пинкер уничтожает взгляд Джона Хоргана на природу войны». Это четвертая атака, запущенная против меня в блоге Джерри Койна «Почему Эволюция Верна». Пинкера я очень уважаю. В своей рецензии для Slate я назвал его книгу «Лучшее в нас», которая документирует моменты упадка в периоды войны и других форм насилия в истории человечества, «невероятным достижением», и сказал, что теперь «пессимистам будет непросто держаться за свое мрачное видение будущего». С другой стороны, я обвинил Пинкера в том, что он принял доктрину Гоббса, согласно которой цивилизация, особенно в понимании западных государств пост-просветительской эпохи, помогает нам возобладать над нашей дикарской природой. Эта приверженность идеологии приводит к тому, что Пинкер преувеличивает уровень насилия доисторических людей и преуменьшает насилие, совершаемое современными странами, в частности Соединенными Штатами.

Еще один момент: Пинкер утверждает, что я «поддерживаю ложный вывод» о том, что если война заложена природой человечества, она неизбежна. Из нашего с ним обсуждения нам известно, что мы оба не являемся сторонниками фаталистической доктрины. Но многие другие люди — фаталисты до мозга костей, от моих студентов и до Барака Обамы, который на церемонии получения своей Нобелевской премии мира (!) сказал, что война «появилась с первым человеком», и «в обозримом будущем мы не искореним вооруженные конфликты». Вот почему я так расстраиваюсь, когда Пинкер и другие известные ученые продолжают выступать за природную теорию войны, несмотря на недостаточность эмпирических доказательств. (Более подробно ознакомиться с критикой работ Пинкера можно здесь, здесь и здесь. Также, если вам интересна история Наполеона Шаньона, на которую ссылается Пинкер, нажмите сюда).

Мой (последний) ответ Дэвиду Горски и Стивену Новелла

Ввиду того, что Дэвид Горски продолжает критиковать меня в интернете, я более подробно изучил его работы, а также его коллеги-скептика — врача Стивена Новелла. Как ясно изложено в их недавних постах в своем блоге «Научно-обоснованная медицина», их приоритетной мишенью является альтернативная медицина, которую они критикуют яростно, и вполне справедливо.

Проблема в том, что они не проявляют подобной агрессивности в критике традиционной медицины, а зачастую защищают ее. Безусловно Горски и Новелла беспокоятся, что признание недочетов традиционной медицины будет на руку знахарям и целителям, но в конечном счете они просто играют с двойными стандартами, что подрывает их авторитет.

Очевидный двойной стандарт обнаруживается в том, что Горски и Новелла игнорируют научные доказательства того, что психиатрические препараты могут причинять больше вреда, чем пользы, а также в том, что Горски преуменьшает важность недавнего исследования о смертях, вызванных врачебными ошибками. Подобным же образом Горски, хирург-онколог со специализацией по раку молочной железы, каждый раз, обсуждая маммограммы, подчеркивает их важность, на самом деле незначительную.

Скептикам, ищущим более объективную оценку, следует обратить внимание на бесценный пример Кокрановского сотрудничества, в которое входят 37 тысяч экспертов от медицины. Целью организации является (согласно вебсайту) создание «адекватной, доступной информации по здравоохранению, свободной от коммерческой цензуры и других конфликтов интересов».

Питер Гоцше, врач и медицинский исследователь, возглавляющий скандинавскую ветвь Кокрановского сотрудничества, сделал вывод, что маммограммы и антидепрессанты могут скорее навредить, чем принести пользу. Гоцше — настоящий скептик. Он необязательно прав, но его суждениям я доверяю больше, чем суждениям Горски и Новеллы.

Автор: Джон Хорган.
Оригинал: Scientific American.

Переводили: Юрий Гаевский и Александр Поздеев.
Редактировали: Артём Слободчиков и Евгений Урываев.